Мудрецу достаточно увидеть каплю воды, чтобы представить себе океан во всём его величии. Внимательному читателю хватает нескольких страниц текста, чтобы проникнуть в глубину художественного целого, рассмотреть в эпизоде величие авторской идеи.
Глава, фрагмент из которой предоставлен для анализа, называется «Как прокуратор пытался спасти Иуду». Само заглавие провоцирует читательский интерес, поскольку в нём отсутствует элементарная логика. Если бы мелкого служащего меняльной лавки, красавца Иуду, захотел спасти кто-то из его родственников или любимая девушка, их можно было бы понять. Но беспощадный прокуратор Иудеи, жестокий и властный Понтий Пилат в роли спасителя простого смертного, жителя ненавидимого прокуратором города Ершалаима? В это невозможно поверить. За несколько часов до событий, описанных в 25 главе, прокуратор совершил слабую попытку спасти от казни арестованного Га-Ноцри, в невиновности которого был абсолютно уверен, как и в его целительском таланте. В результате Пилат проиграл первосвященнику Каифе, оказавшемуся более сильным бойцом, чем прославленный на полях сражений римский воин.
В то время, когда Понтий Пилат отдыхал на ложе у накрытого стола под сводами дворца Ирода, на Лысой Горе «палачи поспешно кололи казнимых», а «у ног прокуратора простиралась неубранная красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки разбитого кувшина». Пролитое вино напоминало о крови праведника, которая была и на совести прокуратора, несмотря на то, что он символически «умыл руки», отдавая на казнь невиновного. Окончилась земная жизнь Иешуа, но и жизнь прокуратора разбилась, как злополучный кувшин. Не видеть ему покоя с этой минуты ещё 1900 лет, пока не прозвучат слова Мастера, завершающие его роман о Понтии Пилате: «Свободен! Свободен! Он ждёт тебя!»
Глава начинается с описания тьмы, накрывшей Ершалаим в те минуты, когда на кресте умирал Иешуа. Эта тьма символизирует абсолютное зло, победившее в людях всё светлое, человеческое: Каифа борется за власть с наместником кесаря, сын рабыни Пилы боится потерять с трудом завоёванное место под солнцем, а горожане предпочитают убийцу Вар-Раввана бродячему проповеднику Истины - Иешуа. Слепящие молнии поочерёдно высвечивают то «великую глыбу храма», в котором хозяйничает Каифа, то противостоящий храму дворец Ирода Великого, место нынешнего обитания Пилата. Гроза, символизирующая титаническую битву власти церковной и власти светской, заканчивается падением кипариса – дерева, которое у многих народов имеет ярко выраженное символическое значение. Заглянув в самый доступный источник информации, «Википедию», читаем: «Мрачная тёмно-зелёная листва кипариса вечнозелёного с древних времён уже служила эмблемой печали, а потому это дерево часто разводится в южном климате на кладбищах. Этот кипарис был посвящён у греков и римлян богам, преимущественно Плутону. Кипарисовые ветви клались в гробницы умерших; ими украшались в знак траура дома; на могилах обыкновенно сажались кипарисовые деревца. Древнеримский поэт Овидий в своём произведении «Метаморфозы» передаёт легенду о Кипарисе, юноше, который попросил богов обратить его в дерево, чтобы вечно грустить о своём любимце, олене, которого он ненароком подстрелил на охоте. С приходом христианства символика кипариса поменялась, из символа смерти он стал символом вечной жизни. В Библии кипарис перечисляется среди деревьев, растущих в райском саду (Иезекииль 31.8). По некоторым предположениям, кипарис — это дерево гофер, из которого был сделан Ноев ковчег». Таким образом, падение кипариса, растущего около мраморной скамьи, вблизи которой в полдень беседовали первосвященник и прокуратор – не случайная деталь, а очень значимая. В триаде Каифа – Пилат – Иешуа последний стал жертвой, был обречён на смерть, но, в соответствии с христианской символикой кипариса, обрёл жизнь вечную.
Начался ливень, смывающий следы совершившегося злодеяния, и гроза сменилась ураганом. «Ураган терзал сад», - пишет Булгаков, а читатель видит, что ещё более страшный ураган бушует в душе прокуратора, который в этот день ведёт себя очень странно: вспышка гнева на растерявшегося слугу «почему-то» быстро заканчивается; хозяин не даёт африканцу исправить оплошность и затереть лужу вина, убрать осколки; под рёв воды и стук града по крыше прокуратор «что-то бормочет, разговаривая сам с собой»; наконец, читатель понимает, что великий Пилат сгорает от нетерпения, «что он кого-то ждет, нетерпеливо ждет». Видеть прокуратора таким встревоженным и взволнованным, по всей видимости, никому ещё не доводилось, да и не доведётся больше (во всяком случае, никому из смертных). По оживлению, охватившему Пилата, когда он услышал тихие звуки трубы и стрёкот сотен копыт, мы догадываемся, что наместник кесаря ждал кого-то, кто находился в составе приближающейся к дворцу алы.
Завершается эпизод фразой: «Ала возвращалась с Лысой Горы, судя по звуку, она проходила через ту самую площадь, где был объявлен приговор». Автор вновь возвращает нас к центральному событию, с которым связано всё происходящее в 25 главе – к казни Иешуа Га-Ноцри, произошедшей вследствие трусости великого прокуратора Иудеи. Отсюда и гнев, и растерянность, и нетерпеливое ожидание того, кто возьмёт на себя часть тяжёлой ноши Пилата и облегчит муки его совести, организовав «спасение» Иуды из Кириафа единственно желанным для прокуратора способом: убив его под покровом ночи и «вернув» кровавые деньги первосвященнику Каифе.
Интересна цветовая символика эпизода: сначала мы видим «дымное чёрное варево» пугающей грозовой тучи; потом огненные сполохи молний, разрывающих тьму; к концу урагана туча превращается в «фиолетовое с белой опушкой покрывало»; затем в неприметную «серую арьергардную тучу». Наконец, в «серой пелене», убегавшей к востоку, появляются «синие окна». Гроза, казавшаяся концом света, заканчивается. Зло, казавшееся непобедимым, отступает. За смертью приходит воскресение и вечная жизнь. Автор убеждает нас в том, что ночь сменится новым днём. «Безглазые «золотые идолы» на фасаде дворца уже не будут устрашать. И даже «две белые розы, утонувшие в красной луже», не дышат трагической безысходностью, а воспринимаются символом чистоты и невинности, противостоящих мучительной смерти. В целом эпизод, как это ни странно, наполнен не тоской и страхом, а освежающей энергией, светлой печалью, верой в победу света и добра.
Если говорить об авторском отношении к герою эпизода, то явного осуждения, как и презрения, здесь не наблюдается. Булгаков, обладающий ярким сатирическим дарованием, не использует ни одного приёма, способного «снизить» героя, изобразить его жалким, смешным, недостойным уважения. Перед нами обычный человек, который совершил страшную ошибку, оказался недостаточно сильным. За свой грех он понесёт заслуженное наказание. В финале романа измученного Пилата простит тот, кого он предал. Нам ли, людям далеко не идеальным и не святым, осуждать прокуратора за его слабость? Но важно не забывать о том, что «в числе человеческих пороков одним из самых главных» является трусость. И о том, что поле битвы добра и зла – душа каждого из нас. И свой выбор между светом и тьмой нам предстоит совершать всю жизнь. И от каждого из нас зависит исход этой борьбы.
Прокуратор. Банга.
На балконе, залитом луною,
Вдалеке от толпы – эти двое:
Человек, так похожий на зверя,
Рядом – зверь, что хозяину верен.
В серых сумерках серая псина
Задремала в ногах господина.
Только в воздухе пахнет бедою:
Малодушием, страхом, грозою.
Гром умолк уже, дождь прекратился,
И вода просочилась в песок.
Отчего же хозяин смутился,
Без конца потирает висок?
И кого он в сгустившемся мраке
Ищет взглядом и слабой рукой?
Нет покоя сегодня собаке,
Раз хозяин утратил покой.
…Страшный город укрылся во мраке.
В кресле сгорбленный спит человек.
У затихшей устало собаки
Две дождинки стекли из-под век.
